Д. А. Милютин. Положение дел в ВМ в 1861 г. Часть 7.

мною вовсе не потому, что корпусное деление признавалось несовместимым с военно-окружною системой, а единственно ввиду сокращения лишней инстанции и сбережения денежных средств, которые могли быть обращены на покрытие новых расходов по военно-окружным управлениям. Поэтому, если «корпусную» организацию противопоставляли «военно-окружной», то это было простым недоразумением. Восстановление корпусов в позднейшее время, без малейшего нарушения военно-окружной системы, было наглядным доказательством того, что корпусная организация вполне уживается с военно-окружным управлением, и что существование в мирное время одной лишней строевой инстанции может возбуждать сомнение разве только со стороны экономии, нисколько не умаляя значения военно-окружной системы.

Вследствие подобного же недоразумения выставлялся впоследствии пример прусской «корпусной» организации как бы в противоположность предложенной у нас военно-окружной. Тут, очевидно, выказывалось неясное понимание прусской системы, которая не только не была противоположна нашей военно-окружной, но всего ближе служила ей образцом. Разница лишь в том, что у нас, по особым условиям географическим, деление на округа никак не могло совпадать с тактическим делением армии на корпуса. Мы не имели возможности, по прусскому образцу, распределить все наши войска равномерно по всей территории государства и каждую тактическую единицу приурочить к известному местному району. Большая часть нашей армии сосредоточена на западной окраине и на Кавказе. Обширнейшие пространства к северу и востоку остаются вовсе без полевых войск.

Надобно еще заметить, что существовавшие у нас корпуса имели неодинаковое значение: одни были чисто единицами строевыми; из них три корпуса (1-й, 2-й и 3-й армейский) входили в состав 1-й армии, расположенной в Царстве Польском и в западной пограничной полосе; армия эта, во главе которой стоял наместник в Царстве Польском, сохраняла все органы полевого управления и служила как бы постоянною угрозой Европе. Прочие корпуса состояли в непосредственном ведении Военного министерства. На азиатских же наших окраинах: корпуса Кавказский (переименованный потом в армию), Оренбургский, Сибирский – имели совсем иное значение: это были военные управления местные; звание корпусного командира было присвоено местном

[267]

генерал-губернатору (на Кавказе – наместнику), как лицу, соединявшему в себе власть гражданскую и военную в крае. В управлениях этих корпусов заключались также все органы полевого управления армии. Следовательно, к значению этих корпусов всего ближе подходили те военные округа, которые предположено было образовать во всей Империи. Как западная наша полоса, так и азиатские окраины в сущности представляли уже то слияние власти в лице главного местного начальника, которое имелось в виду достигнуть в предположенном проекте.

Независимо от строевого деления полевых войск на корпуса существовали у нас и прежде округа специально по каждому из отдельных военных ведомств: были округа внутренней стражи, округа артиллерийские, инженерные, комиссариатские, провиантские, военно-учебных заведений. Но районы этих разных округов не совпадали, и потому каждая часть войск, расположенная в известном пункте, должна была, для удовлетворения своих материальных потребностей, обращаться в разные стороны: по части обмундирования туда, где находилась ближайшая комиссариатская комиссия; по части продовольствия – в провиантскую комиссию или к ближайшему обер-провиантмейстеру; по вооружению – в другой пункт, где находился артиллерийский арсенал и т.д. Можно представить себе, какие происходили от этого неудобства, проволочки и усложнения. Каждое из местных хозяйственных учреждений имело весьма ограниченный круг власти и должно было во всех мелочах обращаться за разрешением к соответствующему департаменту, права которого, в свою очередь, были весьма стеснены, и в котором большая часть хозяйственных дел проходила чрез «общее присутствие» коллегиальным порядком. Кто помнит тогдашние порядки, и кто имел сам случай испытать их на практике, тот не забыл, конечно, какие происходили тогда пререкания между строевыми начальниками и хозяйственными учреждениями, какие жалобы доходили до министерства от войскового начальства; какой был ропот в войсках, не говоря уже о крупных злоупотреблениях и воровстве. Можно представить себе, какие затруднения встретились бы в отношении мобилизации при тогдашнем разъединении местных органов военного управления; быстрая мобилизация была тогда совершенно невозможна. Приведение армии на военное положение требовало многих месяцев, несмотря на то, что войска содержались в

[268]

большем составе, несмотря и на существование корпусных штабов и главного штаба армии. Так, например, в 1859 году для приведения на военное положение четырех корпусов, т.е. для сбора каких-нибудь 67 тысяч отпускных нижних чинов по требовалось более пяти месяцев.

Военные округа были предложены именно для того, чтобы устранить испытанные уже в продолжение долгого времени огромные неудобства прежнего разъединения в местном военном управлении. Объединение было тем необходимее, что во всех европейских государствах, в подражание Пруссии, военные силы развивались в громадных размерах и везде принимались меры, чтобы иметь возможность в самое короткое время «мобилизовать» все войска, т.е. привести их на военное положение и сформировать армии там, где потребуется по соображениям политическим и стратегическим. При создании военных округов имелось в виду придать местному военному управлению достаточную степень самостоятельности, устранить излишнюю централизацию в министерстве, сохранив однако же связь территориальных отделов военно-окружного управления с соответствующими департаментами министерства, в той мере, сколько это необходимо для поддержания единства в направлении и общего контроля во всех войсках и частях Империи.

Само собою разумеется, что первое мое заявление о предположенном преобразовании всей организации нашего военного управления ограничивалось лишь указанием главных оснований военно-окружной системы. Только в случае Высочайшего одобрения этих начал могло быть приступлено к дальнейшему развитию предположения и к разработке проекта Положения.

Вместе с преобразованием местного военного управления имелись в виду и значительные перемены в организации министерства. Предполагалось соединить департаменты Комиссариатский с Провиантским в одно Главное управление «хозяйственное» или «интендантское»; департаменты Артиллерийский и Инженерный слить с соответствовавшими штабами генерал-фельдцейхмейстера и генерал-инспектора инженерной части. От этих изменений ожидалось сокращение числа служащих лиц, упрощение делопроизводства и уменьшение переписки. Сокращение же личного состава министерства должно было доставить средства к улучшению содержания служащих.

[269]

Военно-судная часть* требовала коренной переработки. Источниками наших военно-уголовных законов были воинские артикулы Петра Великого, постановления XV-го тома Свода законов, замененные еще в 1845 году по гражданскому ведомству «Уложением о наказаниях уголовных и исправительных», наконец, «Полевое уголовное уложение» 1812 года, почти буквально переведенное с французского кодекса того времени. Все эти узаконения, внесенные в Военный Свод без согласования одного с другим, дополненные или измененные отдельными постановлениями, выходившими в разное время и по частным случаям, — представляли ряд противуречий, неопределительность и неполноту, так что участь подсудимых предоставлялась в сущности произволу конфирмовавших дела начальников. Не менее было несовершенно военное судопроизводство и судоустройство. Военные суды не имели никакой самостоятельности; приговоры их получали силу только по утверждении начальником или Генерал-аудиториатом, имевшим право увеличивать или уменьшать положенное судом наказание на основании исключительно письменного производства дела, не видев в глаза ни подсудимого, ни свидетелей. Притом «полевой» суд был установлен совершенно на иных началах, чем обыкновенный военный суд мирного времени. Военно-судные комиссии составлялись из офицеров, временно командируемых из войск и вовсе несведущих в судебном деле, а потому все производство и решение дел зависело от аудиторов — людей необразованных, большею частию из выслужившихся писарей.

Еще в 1837 году предполагалось приступить к пересмотру военно-уголовного устава; но только в 1856 году работа эта была возложена на сенатора И.Х. Капгера, при содействии генерал-аудитора действительного статского советника В.Д. Философова и некоторых других лиц. К 1861 году, как уже было упомянуто, составлен был проект нового «Устава о воинских преступлениях и наказаниях»; труд этот, по Высочайшему повелению, поступил на рассмотрение особого комитета при II-м отделении Собственной Е.В. Канцелярии. Дело это затянулось в ожидании затребованных от разных ведомств сведений и заключений.

^* Далее в автографе зачеркнуто «столь важная по своему влиянию на нравственное состояние войск».

[270]