Уинстон Черчиль о Пакте Молотова-Риббентропа

Из книги: У. Черчиль. "Вторая мировая война."

.... С наступлением лета подготовка к войне продолжалась по всей Европе. Позиции дипломатов, речи политических деятелей и желания человечества с каждым днем теряли значение. Передвижения немецких войск, казалось, предвещали, что прелюдией к нападению на Польшу будет разрешение спора с Польшей о Данциге.

....

Когда я покидал аэродром Бурже после парада, генерал Гамелен предложил мне посетить французский фронт.

«Вы никогда не видали рейнского сектора, — сказал он. — В таком случае приезжайте в августе, мы покажем вам все». В соответствии с этим был составлен план, и 15 августа генерала Спирса и меня встретил его ближайший друг генерал Жорж — командующий армиями во Франции и возможный преемник верховного главнокомандующего. Я был рад встрече с этим в высшей степени приятным и знающим офицером. Мы провели в его обществе десять дней, обсуждая военные проблемы и встречаясь с Гамеленом, который также осматривал некоторые участки этого сектора фронта.

Начав с излучины Рейна у Петербурга, мы проехали по всему сектору до швейцарской границы. В Англии, как и в 1914 году, беззаботные люди наслаждались отдыхом, играя с детьми на пляжах. Однако здесь, на Рейне, все выглядело иначе. Все временные мосты через реку были отведены на ту или другую сторону. Постоянные мосты сильно охранялись и были минированы. Надежные офицеры круглые сутки дежурили в ожидании сигнала, чтобы нажать кнопки и взорвать мосты. Вздувшаяся от таяния альпийских снегов большая река неслась угрюмым потоком. Солдаты французских аванпостов сидели, скорчившись в окопчиках среди кустарника. Нам сказали, что вдвоем или втроем мы можем подойти к берегу, но что ни в коем случае нельзя выходить на открытое место, чтобы не стать мишенью. На другом берегу, на расстоянии трехсот ярдов, можно было видеть там и сям немцев, работавших довольно лениво киркой и лопатой на своих укреплениях. Весь прибрежный квартал Страсбурга был уже очищен от гражданского населения. Я стоял некоторое время на Страсбургском мосту и смотрел, как проехали одна — две машины. На обеих сторонах долго изучали паспорта и личности проезжающих. Здесь немецкий пост находился немногим больше чем в ста ярдах от французского. Между ними не было никаких сношений. А в Европе царил мир. Между Германией и Францией не было никакого спора.

Прим. -- В общем, Европа готова к Войне, и от Сталина мало что зависит.

.....

Английское и французское правительства предприняли новые попытки договориться с Советской Россией. Было решено направить в Москву специального представителя. Иден, который установил полезный контакт со Сталиным несколько лет назад, вызвался поехать. Это великодушное предложение было отклонено премьер-министром. Вместо Идена эта важнейшая миссия была возложена 12 июня на Стрэнга — способного чиновника, не имевшего, однако, никакого веса и влияния вне министерства иностранных дел. Это было новой ошибкой. Назначение столь второстепенного лица было фактически оскорбительным. Вряд ли Стрэнг мог проникнуть через верхний покров советского организма. (Прим. -- Черчиль, фактически, признает, что в Англии не были готовы договариваться.)

.....

Невозможно сказать, кому он (ПМР) внушал большее отвращение — Гитлеру или Сталину. Оба сознавали, что это могло быть только временной мерой, продиктованной обстоятельствами. Антагонизм между двумя империями и системами был смертельным. Сталин, без сомнения, думал, что Гитлер будет менее опасным врагом для России после года войны против западных держав. Гитлер следовал своему методу «поодиночке». Тот факт, что такое соглашение оказалось возможным, знаменует всю глубину провала английской и французской политики и дипломатии за несколько лет.

В пользу Советов нужно сказать, что Советскому Союзу было жизненно необходимо отодвинуть как можно дальше на запад исходные позиции германских армий, с тем чтобы русские получили время и могли собрать силы со всех концов своей колоссальной империи. В умах русских каленым железом запечатлелись катастрофы, которые потерпели их армии в 1914 году, когда они бросились в наступление на немцев, еще не закончив мобилизации. А теперь их границы были значительно восточнее, чем во время первой войны. Им нужно было силой или обманом оккупировать Прибалтийские государства и большую часть Польши, прежде чем на них нападут. Если их политика и была холодно расчетливой, то она была также в тот момент в высокой степени реалистичной.

Зловещее известие поразило весь мир, как взорвавшаяся бомба. 22 августа советское агентство ТАСС сообщило, что Риббентроп летит в Москву для подписания пакта о ненападении с Советским Союзом. Какие бы чувства ни испытывало английское правительство, чувства страха не было. Не теряя времени, оно заявило, что «такое событие ни в коей мере не отразится на его обязательствах, которые оно твердо решило выполнить». Теперь ничто не могло предотвратить или отсрочить столкновение.

Итак, Уинстон Черчиль ничуть Сталина не обвиняет, а признает провал английской дипломатии. Но одновременно говорит и о том, что ПМР был сигналом о скором начале войгы.