Головин Н.Н. Восточная Пруссия 1914. Часть 9.

Столкновение 7/20 августа между русским III-м корпусом и германским XVII-м представляет собой типичный пример встречного боя. Как и в Сталупененском бою, Здесь выяснилась необходимость для решительного фронтального успеха большого перевеса в артиллерии. В распоряжении XVII германского корпуса имелись: а) 18 батарей легких пушек и 6 батарей легких гаубиц, составлявших дивизионные артиллерию 35 и 36 пех. дивизии: б) 4-х батарейный гаубичный баталион (1/17) тяжелой артиллерии, входящей в постоянный состав XVII корпуса. На русской стороне. артиллерия состояла из: а) 18 батарей легких пушек (25, 27 и 40 арт. бригад), б) 4-х батарей легких гаубиц (3-й и 40-й мортирные дивизионы).

Таким образом, общее число батарей в каждой из сторон выразится следующими цифрами:
Русские – 22 батареи,
Немцы – 28 батарей.
На стороне немцев не было такого превосходства в числе батарей, которое позволило бы захватить им в свои руки господство в огне на всем поле боя.

Сделанный нами выше вывод о необходимости для решительного фронтального успеха большого перевеса в артиллерии тем более поучителен, что совершенно отпадает сомнение в отсутствии должного порыва со стороны пехоты XVII корпуса. Можно с уверенностью сказать, что трудно даже найти пример, где этот порыв был бы проявлен более доблестно и осуществился бы с большей энергией со стороны всех начальствующих лиц, начиная с командира корпуса генерала Макензена.

………

Пехотные силы XVII германского корпуса измеряются полнорядными 24-мя батальонами с 26.300 бойцов. Против них действовало, как мы уже знаем, 16 баталионов 25-й пех. дивизии (12.800 бойцов), 14 ослабленных баталионов 27 пех. дивизии (7.800 бойцов) и 12 батальонов 40 пех. дивизии (9.600 бойцов); итого 30.200 бойцов. Таким образом, неудача немецкой атаки как будто может быть объяснена также и некоторым превосходством в численности русской пехоты. Но это предположение отпадает, если мы вспомним, что наступление русской пехоты, стихийно начавшееся вслед за отходом и местами даже беспорядочным отступлением германской пехоты, было остановлено огнем германской артиллерии, подавить которую русские батареи, конечно, были не в силах.

Сила фронтального сопротивления при современных условиях огня влечет за собой и другия, новые явления современного боя. Несмотря на то, что 35-й пехотной германской дивизии и удается вначале прорвать фронт 25-ой русской дивизии, но этот прорыв быстро затягивается и образует для немцев огневую ловушку, из которой они с трудом уносят ноги.

К югу от Роминтенского леса наступала 30-я пех. дивизия (IV корпус), 5-я стрелковая бригада. Выдвинувшись по отношению к остальному фронту 1-ой армии уступом вперед, они встретились на фронте Курнен, Вилькашен, Вронкен с частями 1-го германского резервного корпуса. 1-ая кавалерийская дивизия ген. Гурко оставалась в районе Зеескен.

Взаимоотношение сил обеих сторон было таково:
Русские: 1,5 пех. дивизии (22 баталиона при 9 батареях) и 1 кавалерийская дивизия (при 2 батареях).
Немцы: 2 пех. дивизии (26 баталионов при 16 батареях).

Обе стороны действовали осторожно, преследуя цель обеспечивать фланги разыгрывающегося к северу от Роминтенского леса армейского боя. Результаты боя были нерешительные, но к вечеру превосходство в силах противника стало выявляться. Во второй половине дня к левому флангу 1-го германского резервного корпуса подошла 3-я германская резервная дивизия (12 баталионов при 7-ми батареях). Это создавало для немцев почти двойное превосходство в силах, и, таким образом, ставило 1-ю русскую армии с разбитым и охваченным правым флангом в опасное положение: быть на следующий день схваченной немцами в клещи.

Оценивая то действительное стратегическое положение, которое создалось на поле Гумбиненского сражения к вечеру 7/20 августа, нельзя не усмотреть, что, несмотря на поражение, которое понесли германцы в центре, все выгоды находились на их стороне. Ожидать решительного перехода русских в центре они не могли, ибо их левый фланг (I арм. корпус) угрожал на следующей же день выйти в тыл не только правому флангу русской армии, но и ее центру, отрезав их при этом от важнейшего из коммуникационных путей.

Но, как показывает военная история, многие из боев новейшей эпохи проигрывались вследствие того, что высшее командование одной из сторон само признавало себя побежденным. Подобный случай имел место 7/20 августа на немецкой стороне.

Около 5 часов дня командующий 8-ой армией ген. Притвиц вызвал по телефону командира 1-го арм. корпуса генерала Франсуа. В ответ на доклад последнего о решительной победе его корпуса на правом русском фланге ген. Притвиц отвечал: "XVII арм. корпус ведет тяжелый бой и продвинуться вперед не может. Также от XX корпуса у меня нет хороших вестей. Я могу быть вынужденным уйти за Вислу".

Еще накануне вечером в штабе 8-ой армии были получены сведения о том, что левый фланг "Наревской армии", предполагавшийся раньше у Ломжи, протянулся за Остроленку. Генерал Притвиц совершенно правильно не придал этому серьезного значения, так как наступление русских с этого фронта должно было производиться по труднопроходимой местности и без железных дорог. Но 7/20 августа пришло донесете, что воздушная разведка выяснила движение длинных русских колонн, тянущихся по дорогам от Варшавы и Пултуска к Млаве, причем переход границы на этом операционном направлении нужно ожидать на следующий же день. Это известие меняло предположение ген. Притвица, считавшего, что левый фланг наступления "Наревской" армии не пройдет западнее Хоржеле. Полученные сведения казались ген. Притвицу тем тревожнее, что через час пришло другое донесение, сообщавшее об обнаружении крупных русских сил еще западнее Млавского направления. Таким образом, перед командующим 8-ой армией совершенно определенно рисуется картина наступления целой русской армии, имеющего своей осью операционное направление Млава – Сольдау – Дейч Эйлау.

В предыдущей главе, разбирая три возможных операционных направления для быстрого вторжения русских армий в начале войны, мы указали, что одновременное действие по двум направлениям (Вержболовское и Млавское) требовали от русских наличия громадного превосходства в силах. Вследствие этого полученные 7/20 августа сведения с юга рисуются генералу Притвицу в очень мрачном свете.

Дабы понять настроение командующего 8-ой армией и его штаба, нужно принять во внимание, что неудача XVII корпуса производила особенно удручающее впечатление после хвастливых донесений генерала Франсуа о Сталупененском бое. Вполне естественно, что доклад по телефону командира 1-го германского арм. корпуса о разгром русского левого фланга и о захвате им 6.000 пленных не был принят с полным доверием. Русские войска не оказались столь легкопобедимым противником, как это уверял самонадеянный ген. Франсуа. Вот как представлялась теперь после Гумбиненского сражения действительная боеспособность русских войск: "Таким образом, 7/20 августа, впервые после полутора столетия, встретились в большом сражении пруссаки и русские", пишет немецкий полковник Рудольф Франц: "русские показали себя, как очень серьезный противник. Хорошие по природе солдаты, они были дисциплинированы, имели хорошую боевую подготовку и были хорошо снаряжены. Они храбры, упорны, умело применяются к местности и мастера в закрытом размещении артиллерии и пулеметов. Особенно же искусны они оказались в полевой фортификации: как по мановению волшебного жезла вырастает ряд расположенных друг за другом окопов..."

Все это были те боевые навыки, которые приобрели русские войска на полях Маньчжурии. Моральное впечатление от первой крупной встречи с такими войсками должно было быть очень сильным в немецкой армии, долго перед этим не воевавшей и относившейся с недостаточным уважением к русской армии, терпевшей неудачи в Японскую войну. За недооценкой неприятеля всегда следует его переоценка. Это психологический закон. Ген. Притвиц и его начальник штаба граф Вальдерзее, тягостно переживавшие поражение корпуса генерала Макензена, естественно должны были с особенной силой испытать на себе влияние этого психологического закона. Они думают, что 7/20 августа 8-я германская армии имела дело только с частью "Неманской" армии. Их предположение о составе "Неманской" армии в пять корпусов как будто бы находит подтверждение. Из имевшихся секретных сведений о составе этой армии по плану войны им было известно, что в состав армии генерала Ренненкампфа входят Гвардия, I, III, IV корпуса. Присутствие Гвардейской кавалерии, частей III и IV корпусов было ими точно установлено захваченными пленными; в боях 4/17, 6/19 и 7/20 августа выясняется также присутствие 28 и 29 пех. дивизий, т. е. XX корпуса. Исходя из уверенности наличия 5-ти корпусов в "Неманской" армии, немцы предполагают, что в распоряжении генерала Ренненкампфа находятся еще сильные свежие резервы: по крайней мере, корпус за правым флангом и корпус к югу от Роминтенского леса. Первое предположение как бы подтверждалось летчиком, видевшим пехотную походную колонну, тянувшуюся с юго-востока к Пилькалену.

Генералу Притвицу и генералу гр. Вальдерзее, воспитанных в оперативных методах старого фельдмаршала Мольтке, в голову не приходило, что 1-ая русская армия была брошена в первое решительное сражение в составе всего 6-ти пехотных дивизий при слабой артиллерии. … Под давлением этих впечатлений ген. Притвиц решает, что он не имеет шансов для успешного продолжения боя. Воображаемое же им наступление Наревской армии на Дейч-Эйлау, заставляет его считать, что защита Восточной Пруссии на рубеже реки Алле и на рубеже реки Пассарги отпадает; он полагает, что ему остается лишь уйти за р. Вислу. Но для выполнения этого требовалось, чтобы южная группа генерала Шольца продолжала бы прикрывать направление на Дейч-Эйлау; эта задача вынуждала скорейшее усиление генерала Шольца за счет северной группы 8-ой армии. На этом оперативном решении и останавливается к вечеру 7/20 августа командующей 8-ой германской армией.