Сорванная реформа.

Начнем наш рассказ с напоминания о том, что Российская Империя до начала 20-го века была абсолютной монархией. Другими словами, воля императора была главным законом, исполнением которого занималась вся система исполнительной власти. Записанные законы регламентировали отношения подданных между собой и их рутинные отношения с государством. Все законы были дарованы императором его подданным.

Такой тип государственного устройства, как показывает история прошедшего века, может и не вступать в противоречие с капиталистическим способом производства, базирующемся на праве частной собственности на средства производства. Тем не менее, капитализм предпочитает обладание личной свободой и нуждается в гарантиях сохранения свободы и собственности. А потому буржуазия требует конституцию и представительство в органах власти. И если буржуазия получает от монарха то, что ей требуется, она становится сторонницей монархии и поддерживает ее. Наглядный тому пример – Великобритания, которая нашла еще в 17-м веке баланс между интересами монархии (с аристократией) и буржуазии.

Именно по такому пути начала двигаться Российская Империя в последней трети 19-го века. Земская и городская реформы дали именно буржуазии (купечеству, дворянству, верхушке мещанства) доминирующую роль в органах местного самоуправления. Буржуазия не просто получила представительство во власти, но смогла распоряжаться немалыми финансовыми ресурсами, которые она обратила на пользу и себе, и остальному населению. Вначале, конечно, буржуазия не имела полного контроля над местным самоуправлением, но постепенно, в процессе слияния дворянства и буржуазии, наметился переход самоуправления под контроль буржуазии.

Естественным развитием сложившейся после реформ Александра II ситуации было бы введение конституции и создание (возможно постепенное) эффективного парламента. В этом случае Россия к началу 20-го века реально бы стала конституционной монархией. Буржуазия получила бы возможность контролировать формирование и расходование бюджета, приобрела бы надежные гарантии собственности и вышла бы из оппозиции правительству.

А в реальности произошло прямо противоположное. Два последних императора все время пытались задавить нарастание политической активности в обществе, что вело к возникновению перманентной революционной ситуации. И создавали ее не только революционные партии, вроде СР и РСДРП, но и их спонсоры из числа крупнейших промышленников России. А это явный признак кризиса в отношениях власти и экономической элиты. Как известно, в конце концов, Николаю II пришлось идти на уступки обществу, и он даровал стране Конституцию, а затем созвал Думу.

Вот только Конституция и Дума были для Николая II способом «выпустить пар», а не методом ведения диалога с верхушкой общества. Потому была создана сословная избирательная система с непрямыми выборами. Мало того, что представительство разных слоев общества было непропорциональным, так еще исполнительная власть на местах имела возможность влиять на исход выборов. Но даже такая Дума была «на коротком поводке» у императора и не имела реальной возможности принимать законы, неугодные императору. Все было очень просто: император имел право Думу разогнать, а любой закон, принятый ею, мог быть отклонен в «верхней палате парламента» (в Государственном Совете, половина членов которого была назначена императором). При этом сам император сохранил право издавать указы, имевшие силу закона. Поэтому император и исполнительная ветвь власти имели полное право игнорировать Думу и ее инициативы. А это вело к превращению Думы в оппозиционное по отношению к остальной системе государственной власти учреждение, которое, однако, представляло интересы общества и местного самоуправления.

Другими словами, в самой системе власти в империи существовал постоянный конфликт, который делал эту систему слабой. И все попытки Николая II консолидировать систему, изменяя выборное законодательство и оказывая давление на ход выборов, не дали (да и не могли дать) результата. И дело не столько в том, что обуржуазившаяся элита общества хотела добиться для себя прав и свобод, а в том, что эта элита видела нарастание кризиса и сражалась, начиная с 1915 года исключительно за самосохранение. И это исключало возможность компромисса между ветвями власти.

Таким образом, в Мировую Войну система власти в Российской Империи вступала в состоянии внутреннего кризиса, который вел к ее неэффективности. Этот кризис только усиливался по мере того, как империя приближалась к военному поражению. Этот кризис препятствовал реальному сплочению общества и достижению согласия между обществом и государством в отношении экстраординарных мер, которые требовалось принять для спасения страны.