Июльский кризис. Политика. Часть 3.

Главным разжигателем кризиса была, конечно, Германия. Без ее поддержки не было бы столь жесткого австрийского ультиматума сербам, а после его отклонения Австро-Венгрия не решилась бы на полномасштабную войну против России и Сербии. Германия же в этот момент находилась в той ситуации, когда войну начинать нужно было как можно раньше. На востоке Россия наращивала свою военную мощь более быстрыми темпами, чем Германия, с каждым годом ухудшая стратегическое положение последней. Борьба с Великобританией все больше заходила в тупик, поскольку для победы над Британской Империей нужен был огромный флот, создать который было нельзя без кардинального сокращения расходов на сухопутную армию. А кроме того, быстрорастущее население Германии с каждым годом ухудшало продовольственную безопасность страны, что и показали 4 года Мировой Войны. Поэтому Германии была нужна и была выгодная война против России и Франции, но без участия Великобритании.

Еще более выгодной для Германии была малая война между Австро-Венгрией и Сербией, которая увеличивала бы влияние Германии в регионе и гарантировала бы невозникновение Балканского фронта в случае войны с Антантой.

Во время дипломатического кризиса Германии было бы выгодно, чтобы агрессором стала Россия, тогда Италия, скорее всего, выступила бы на стороне Германии и Австро-Венгрии, а Великобритания могла бы длительное время сохранять нейтралитет. С другой стороны, собственные военые планы заставляли Германию нападать, поэтому не могла ждать нападения России на Австро-Венгрию. Однако и молниеносное развитие кризиса было ей невыгодно, поскольку нужно было время на скрытую подготовку армии и флота. И тем более не нужно было Германии затягивание Австрийско-Сербского конфликта.

В общем, Германия одназначно ставила на войну, причем на войну активную, наступательную; но ее положение было сложным и требовало более аккуратных действий, чем в реальности.

Наконец, Франция была вынуждена выступать на стороне России потому, что в ином случае после победы Германии ей оставалось бы только капитулировать. Кроме того, на короткое время Франция (введя в своей армии трехлетний срок службы по призыву) смогла добиться паритета по численности армии мирного времени с Германией и догнала ее в скорости мобилизации, но в течение следующего десятилетия этот паритет был бы вновь нарушен. Французы могли бы, конечно, выступить посредниками во время Июльского кризиса (как страна не имеющего прямого интереса на Балканах, но имеющая интерес косвенный), но сначала миролюбивые силы во Франции не проявили инициативы, а потом было уже поздно.

Более того, поддержка русской политики на Балканах, выказанная французами во время визита Президента Пуанкаре в Петербург 20 – 23 июля 1914 года, означала подбрасывание дров в костер разгорающейся войны. Да и вообще, начало войны на востоке (с взаимных дипломатических демаршей России, Австро-Венгрии и Германии) более чем устраивало Францию, поскольку позволяло начать операции в Эльзас-Лотарингии с меньшим риском и меньшими потерями. Лично для Пуанкаре это означало, что не потребуется преодолевать возможное сопротивление собственного парламента при объявлении мобилизации и объявлении войны Германии.

И не стоит слишком порицать всех европейских дипломатов за то, что они не предотвратили войны. Они были обязаны защищать интересы собственных стран, и они их защищали в полном соответствии с тем, как это было принято. Чтобы в дипломатии возникли новые правила игры, нужны были 4 года бесконечного кровавого ужаса. Ну не могли же дипломаты знать, какой будет война, если даже военные не могли себе этого представить.

Вернуться в содержание: Русский фронт Первой Мировой Войны.