Состояние русской армии к августу 1915. Часть 1.

Оборонительную операцию в районе Шавли и Поневежа генерал Плеве закончил 28 июля 1915 года – ровно через год после того, как прозвучали первые выстрелы Первой мировой войны. И маневренный характер операции в Литве позволяет, путем сравнения с первыми операциями ПМВ, понять, как изменилась Русская Императорская Армия за год, прошедший с начала Мировой войны.

И эти изменения так и хочется назвать катастрофическими. Пояснить это заявление можно наглядными примерами из летних операций первого и второго годов войны.

В первых сражениях летней кампании 1914 года русская армия удивила своих противников плотным и точным даже на больших дистанциях огнем пехоты и артиллерии. Именно такой огонь остановил и обратил в бегство германскую пехоту при Гумбинене. Через год о таком огне остается только мечтать. Русская пехота подпускает неприятеля на самое короткое расстояние и лишь потом открывает огонь. Русская артиллерия вообще молчит или использует снаряды для самообороны. Но дело не только в том, что снарядов и патронов мало, ведь снарядов всегда было достаточно на один-два дня боя (даже в самые сложные моменты июня – июля 1915), а пулеметы продолжали разбрасывать пули даже в самые кризисные в смысле дефицита боепитания дни. Причина ослабления огня в недоверии к его точности (в частности, у неподготовленных резервистов) и в боязни раньше времени обнаружить свои позиции. Были, конечно, и приказы беречь снаряды, спущенные с самого верха, но ведь и они были порождены неверием в эффективность огня (в частности огня по вражеским пехотным позициям и огня по вражеским батареям). Короче говоря, за год русская армия разучилась стрелять, причем пехота перестала надеяться на артиллерию и взаимодействовать с ней.

Но зачем говорить об огне, если нет никакой стойкости войск!? Невозможно даже сравнивать войска, штурмовавшие позиции германцев под Орлау, Усдау и Нейденбургом, с сибирскими дивизиями, побежавшими даже от слабого артогня (3 – 4 орудия на километр фронта) во время боя за Ауцкий район. Столь же сложно сравнивать 5-ю армию образца августа 1914 года, которая смогла выдержать несколько дней боев в полуокружении, с той же 5-й армией образца июля 1915 года, которая начала разбегаться через пару часов после появления противника на ее фланге.

Армия, по большей части, утратила и маневренные способности. Русская армия даже до войны не умела организовать наступательный марш (на уровне дивизии, корпуса и выше), но, по крайней мере, отрыв от противника и отход у нее получался неплохо. Так было, например, после сражения на Мазурских озерах или во время Люблинско-Томашевского сражения. Но в июле 1915 года мы видим, что 5-я русская армия три дня не может оторваться от противника, поскольку делает очень короткие переходы. Осенью 1914 года в ходе Варшавско-Ивангородской Операции и в ходе Краковско-Ченстоховской Операции мы видели несколько удачных перегруппировок войск, сопровождавшихся активными фланговыми и флангово-отступательными маневрами. Летом 1915 на смену им приходят вялые перегруппировки, в ходе которых войска панически боятся оставить позиции до того, как подойдет полноценная смена. Точно также русские войска боятся оставить позиции и отступить тогда, когда этого требует обстановка. Все это следствие стратегии отстаивания занятой территории, а также тактической слабости и нестойкости войск, которые могут обратиться в бегство, будучи атакованными противником вне окопов.

Вернуться в содержание: Русский фронт Первой Мировой Войны.